Зимняя канавка
Широкая арка над Зимней канавкой, переброшенная от Старого Эрмитажа к Эрмитажному театру, органично дополняет каменный мостик невской набережной. Странное очарование этого места сделало его привлекательным для прогулок тет-а-тет.
Графиня Головина в своих рассказах, записанных и опубликованных князем П. А. Вяземским, вспоминает, что испытала немало счастливых мгновений именно во время прогулок по Зимней канавке. Соблюдая этикет, Головина в числе других приближенных Екатерины II постоянно находилась при императрице и не могла надолго покидать дворец. Строгие правила тяготили многих придворных дам, а воображение будоражили упоительные картины - ведь напротив Зимнего располагались гвардейские казармы. Но вскоре фрейлины нашли выход и стали назначать офицерам свидания под фельтеновской аркой. Подобным образом поступала и юная графиня Головина, встречаясь с лейб-гвардии майором Раичем.
Впрочем, здесь происходили не только радостные, но и трагические события. В одной из петербургских газет за 1868 год было напечатано следующее: "Вчера, 12 октября, во втором часу пополудни с моста через Зимнюю канавку бросилась в воду женщина. Самоубийцей была некая Юлия Перова, снимавшая угол на Мещанской улице. Судя по всему, на роковой шаг она решилась из-за неразделенной любви, ибо в руках она сжимала дагеротип молодого человека, вероятно, ее возлюбленного".
Заметка произвела сильнейшее впечатление на П. И. Чайковского. В марте 1890 года, работая над оперой на сюжет пушкинской "Пиковой дамы", композитор попросил своего брата, Модеста, вставить в уже законченное им либретто сцену самоубийства Лизы на Зимней канавке. К письму с этой просьбой, отправленному из Флоренции, Петр Ильич приложил вырезку из петербургской газеты.
Вероятно, композитор слыхал и о встречах придворных дам с гвардейцами под эрмитажной аркой - чем во многом объясняется перенос действия оперы из XIX века (как в пушкинской повести) в 70-е годы XVIII века, в царствование Екатерины II. Интересно и то, что в либретто гвардейский полк Германна расквартирован на Мойке (там же, где находились казармы майора Раича).
Создавая "Пиковую даму", Чайковский писал Глазунову: "Дойдя до сцены у Зимней канавки, я почувствовал какой-то мистический холодок, мне кажется, что сейчас я переживаю очень загадочную стадию на пути к могиле". В ноябре 1890 года, вернувшись в Петербург, Петр Ильич жаловался брату, что новая опера "язвами источила душу", что его терзают недобрые предчувствия. Накануне премьеры композитор подолгу гулял вдоль Зимней канавки, а в дневнике вновь и вновь возвращался к размышлениям о собственной смерти. Хандра Чайковского была столь велика, что заставила его надолго уехать из столицы...
Жилище Пиковой дамы
Но жестокий рок был неумолим. В октябре 1893 года, в последний приезд в Петербург, Петр Ильич, будто в насмешку над судьбой, поселился в доме на углу Малой Морской и Гороховой улиц. Дом № 13 по Малой Морской стоял напротив того самого особняка "старинной архитектуры", где некогда жила Наталья Петровна Голицына, ставшая прообразом Пиковой дамы.
Прожил он там недолго - всего 15 дней. 24 октября 1893 года композитор впал в глубокое забытье. Его лечащий врач Н. Н. Мамонов, дежуривший у постели больного, рассказывал, что в последние часы своей жизни тот поминал "черного офицера, который все ходит и ходит вдоль улицы, стучится в двери дома напротив, но так и не получая ответа, заглядывает в окна к самому Петру Ильичу, пытается что-то сообщить ему сквозь стекла, а потом, сообразив, что его не слышат, пугающе улыбается и грозит пальцем". Доктор уверял, что это лишь галлюцинации, вызванные лихорадкой. Но как ни пытался доказать врач свою правоту, объясняя, что не мог "черный офицер" (если он вообще появлялся) заглядывать в окна, ибо квартира находилась на третьем этаже, Модест Ильич относился к его заключениям с явным подозрением. Прежде ему не раз приходилось слышать от старшего брата историю об офицере, так напугавшем старуху Голицыну, что она вскоре отдала богу душу. Наталья Петровна именовала черного офицера не иначе как ангелом смерти, явившимся, чтобы покарать ее за грехи молодости.
Когда княгиня поделилась своими опасениями с близкими (о чем мы знаем по воспоминаниям князя П. А. Вяземского, приходившегося ей дальним родственником), они, предположив, что старуха выжила из ума, обратились к лейб-медику Арендту. Хотя тот и диагностировал манию преследования, больная категорически стояла на своем. Ведь появления офицера возле ее особняка были более чем реальными. И визиты его начались еще в те времена, когда жила здесь ее воспитанница (прототип пушкинской Лизы). Девушке тоже частенько приходилось видеть у себя под окнами силуэт праздного молодого красавца, бросавшего наверх полные тоски взгляды. Но она божилась, что не знает, кто он. И все же старая княгиня решила отправить воспитанницу в деревню. Сказать по чести, Наталья Петровна была очень суеверна - слишком хорошо она запомнила свою последнюю встречу со знаменитым авантюристом, мастером масонской ложи "Великий Восток", мистиком и алхимиком, безумно в нее влюбленным графом Сен-Жерменом. Это было в середине 50-х годов XVIII века, когда русской аристократке едва исполнилось 17. Сен-Жермен открыл ей тайну трех карт. Но предостерег: сие разглашать негоже, иначе может случиться беда.
Долго хранила княгиня Голицына доверенный ей секрет. Но спустя много лет все же проговорилась. "Внук ее [Валериан Голицын] проигрался в дым и пришел к бабке просить денег. Денег она ему не дала, а сказала три карты, назначенные ей в Париже Сен-Жерменом. "Попробуй", - сказала бабушка. Внучек поставил карты и отыгрался", - записывает в дневнике друг Пушкина Нащокин, подчеркивая, что сюжет повести не вымышлен и рассказан ему автором.
Пушкин приступил к созданию "Пиковой дамы", когда Наталья Петровна Голицына была уже близка к смерти. Прогулки загадочного офицера у ее дома так и не прекращались. Прислуга, завидев праздного молодого человека, закрывала все окна ставнями и запирала дверь, чтобы незваный гость не смог потревожить покой ослабевшей княгини.
Победа над смертью
Пушкин начал писать "Пиковую даму" летом 1833 года на Каменном острове, на даче Ф. И. Доливо-Добровольского. Вторично Александр Сергеевич гостил здесь в 1836 году.
В 1912-1916 годах на фундаменте разобранной дачи Доливо-Добровольского по проекту И. А. Фомина был построен загородный особняк сенатора А. А. Половцова. И об этом доме можно рассказать немало интересного. Так, существует предание, дошедшее до нас благодаря исследованиям ученого-семиотика В. Н. Топорова. В его книге "Петербургские тексты и мифы" читаем: "У Половцова была дочь, и она подружилась с одним молодым парнишкой, так что у них была любовь. А отец и узнай об этом и сказал дочери: "Вот я велю изобразить тебя бесстыдницей, голой, а его чертиком с рожками, и чтоб вы всегда тут стояли". А она от стыда надела свое свадебное платье и с третьего этажа выбросилась туда, где теперь ее статуя стоит. Там раньше был колодец. Она бросилась в него и утонула".
В бывшем особняке Половцова и сейчас стоят две скульптуры. Их появление связано с историей трагической любви, о которой рассказала Топорову привратница санатория, долгие годы находившегося в этом здании. Одна скульптура, установленная в вестибюле на месте засыпанного колодца, изображает нимфу и сатира. Безобразный сатир бросает на красавицу-нимфу сладострастные взгляды, а та стыдливо отводит глаза. Другая стоит перед портиком дома Половцова. Правая рука девушки поднята к плечу, а левая чуть отведена в сторону. И, как символ победы над смертью, по ее губам скользит легкая улыбка.
Версия для печати
Администрация Санкт-Петербурга 191060, Санкт-Петербург, Смольный